Вечный порт с именем Юность - Владимир Казаков

Вздрогнув, Воеводин помотал головой, отгоняя видение, и, повернувшись, увидел перед собой большеголового человечка в квадратных очках. Очки были так близко, что в них, как в зеркале, отражалось лицо Воеводина.

– Вы почему запретили полет, инспектор? Я подписываю вам акты, плачу деньги! В мое распоряжение дан вертолет, и я им командую! Извольте немедленно отменить указание! Или я порву договор и выгоню ваш экипаж с рудника!

– Кто вы такой?

– Что-о?

– Представьтесь, пожалуйста.

– Заместитель директора по хозяйственной части. Главный представитель заказчика! Задание на полет поступило из райкома партии. Понимаете? Вы, педант, уцепились за букву инструкции и плюете на человеческую жизнь! Будьте человеком, инспектор! Всегда возможны исключения! Лёту здесь всего каких-нибудь полтора часа!

– Сколько секунд в полутора часах? А если одна из них для экипажа, будет черной? Не понимаете?.. На моих глазах из-за мелких неисправностей падали с неба машины, и не всегда чудо спасало людей. Вы гарантируете чудо?

– Я гарантирую вам большие неприятности по служебной и партийной линии.

– Благодарю!.. Извините, здесь душно, я выйду на воздух.

– Минуточку! – Выше головы заместителя директора появились еще одни очки. – Я журналист из «Полярной правды».

– Приятно познакомиться.

– Представьте, инспектор, миллионы людей прочтут статью о несчастном случае. Куда будете прятаться?

– Напишете правду?

– И только правду! Трагедия в тундре – бездушный человек – конец плачевный для пастуха в физическом, для вас в моральном смысле. Вот сюжет.

– Хоть раз увижу свое имя в газете, – криво усмехнулся Воеводин и протиснулся к выходу.

Но на свежем воздухе его ждало неприятное свидание: инспектор Гладиков в гражданском костюме. Лицо мясисто, черты мягкие, несколько расплывшиеся, словно у не выспавшегося гуляки.

– Почему вы здесь, Гладиков?

– За сигами приехал. Здравствуйте, Иван Иванович! Выхожу из коопторга, едет замдиректора, увидел меня, прихватил, – взяв за локоть Воеводина Гладиков отвёл его в сторону. – Я в курсе, Иван Иванович. Вся тундра звенит, у них же беспроволочный телеграф!

– Ну, и что?.

– Щекотливая ситуация. А выход есть! Оставь предписание и уезжай поскорее. Понял? Был, запретил и уехал. Они все сделают и слетают.

– Они слетают, а потом, если все будет в порядке, сделают бумаги. Так?

– Ты-то чист, и все соблюдено…

– …У меня просьба.

– С удовольствием выполню, Иван Иванович!

– Перестаньте меня «тыкать» и исчезните с глаз долой!

Гладиков засуетился:

– В принципе вы правы, Иван Иванович. Наказывать и еще раз наказывать прохвостов типа Богунца, пижона и разгильдяя!

– А я подумал о пастухе, – невесело сказал Воеводин. – Его ведь наказываем.

– Вот я и говорю…

– Говорить будем в управлении. Уезжайте!

* * *

Обслуживать вертолет техникам помогали все, кроме инспекторов. Богунец в каком-то рваном измазанном халате промывал в бензине фильтр. Корреспондент «Полярной правды» катил пустую бочку для слива масла. Суетился около мотора и замдиректора. С веником в кабину вертолета залез Павел.

Гладиков топтался, не решаясь уйти. Разговор со старшим инспектором получился опасным.

– Иван Иванович!

Воеводин прикурил очередную сигарету и двинулся на дальний конец вертодрома, шёл медленно, боясь вздохнуть, сердце прихватило…

«Время, чёрт возьми, как медленно тянется время! Последовать совету и уехать? Выползти ужом из неприятной ситуации? Люди тундры не простят. Мало кто помнит, что в Мурмашах летали двое Воеводиных. Одного, старшего, еще в воздухе, в кабине, порубил моторный вал, отскочивший от главного редуктора. Черная секунда? Да, недосмотрели на земле. Обслуживал вертолет брата тот же Галыга, только тогда он был моложе. И комиссия не установила вину техника, но Галыга поспешил перевестись из Мурмашей в Нме. От призрака? А может быть, потому, что, как и сегодня, он „забыл“ провести регламентные работы и по этой причине погиб брат? Сейчас в их глазах я педант, тупица и даже хуже. А надо сдерживаться, быть ровным. Я не могу взять Богунца за грудки и от души сказать: „Куда ты смотрел, сволочь – выколачивал рубли?“ Я не могу ударить его по рыжей роже. Обязан зарыть свою жалость и сочувствие и соблюдать букву закона с чистой совестью. Совесть! Что это такое? Тундра звонит: „Подлец!“ Ты имеешь знаки плюс и минус, совесть?.. Тогда, бросая последний ком земли, расставаясь с братом, я поклялся его памятью не уходить от правды, свить нервы в клубок. Тогда я пошел в инспекцию, чтобы в меру сил не дать другим последовать за тобой случайно, нелепо… Трудно! Все понимаю: война стирала людей взрывом, пулей, штыком, а сейчас можно уничтожить человека равнодушием и беспринципностью. Но ведь это меня обвиняют в равнодушии к судьбе пастуха! Уехать? Исчезнуть раствориться?»

Густой клуб сигаретного дыма на мгновение прилип лицу инспектора. Воеводин опустился около ярко раскрашенного конуса прямо на траву и, поморщившись, оторвал от губ замусоленный мокрый окурок.

К нему валко, по-моряцки, шел Павел Комаров с гитарой. Он вымел сор, навел чистоту в пилотской кабине, заодно, «увел» из зажимов на приборной доске фотокарточку Наташи Луговой, с некоторых пор ставшей «талисманом» Богунца. С сознанием исполненного долга перед товарищами он направился к педанту-инспектору. Пел еле слышно, приблизившись, усилил голос:

…В тундре нас с нетерпением ждут,

Мы нужны – лучше доли не требуй!

Не случайно приятель-якут

Окрестил нас каюрами неба.

Время вышло, кончай перекур…

– Плывите к вертолету, морячок, – вяло сказал Воеводин, – там и поиграйте. С музыкой веселее работается.

Павел ушел, замолкнув. От домика закричал:

– Инспектора Воеводина просит к телефону начальство!

Полоса Хибинских гор потемнела, потеряла краски, скала Черная Брама уже не плыла в горячих потоках воздуха, а прочно и тяжело сидела на мели. Желтые лоскуты морошки на летном поле спрятались в темно-зеленой траве.

На этот раз пришлось разговаривать с секретарем райкома партии.

– …Вы знакомы с моральным кодексом строителя коммунизма, товарищ? – спросил секретарь после приветствия.

– А вы считаете, что Воздушный кодекс СССР, утвержденный Верховным Советом, противоречит кодексу моральному?

– Не надо риторики, инспектор.

– Логика, товарищ секретарь. Могу только обещать: не три, а полтора часа займут профилактические работы. Весь экипаж и другие люди трудятся хорошо и быстро.